Ходить и разговаривать сама с собой это бессмысленное занятие, когда можно все оставить в письменном виде. Это будет сумбурно.

Я долго собиралась с мыслями, чтобы оставить этот последний пост, связанных с опытом приемной мамы. И собиралась я это сделать за долго до того, как на меня обрушилось неожиданное внимание из-за очередной трагедии уже с американской женщиной.

Мои сумбурные рассказы не отображают всего того, что было на протяжении полутора лет. Это были эмоциональные рассказы и впечатления. Я писала и видела, как меняюсь я, как меняется ситуация в жизни. Как рушится мир вокруг меня. Ко всем предыдущим записям я хочу добавить в рубрику "Ребенок из приюта" вот эту последнюю запись. Я оставила много разных комментариев с объяснениями и дополнениями. Теперь я хочу соединить все это воедино и завершить этот процесс. Я хочу общаться и помочь тем, кто прошел через возвраты. С теми, кто терзаем чувством вины и непонятности. Кто от таких сообщений в прессе заново и заново проживает боль своей жизни. Кому плохо и одиноко от того, что поверил рекламным обещаниям и призывам. Кто сдался, кто упал, оступился. А может это для тех, кто уже на грани. И когда нет сил продолжать дальше, когда хочется все бросить и вернуться к старой жизни, надо остановиться. Надо согласиться на позор, чтобы потом не кусать локти от страшных трагедий, которые могли быть просто неизбежными.

Мы не всесильные люди. Мы не роботы. Мы не сотрудники спецотрядов, чтобы выдерживать натиск системы, вой толпы, крики, требования.

Я начала с мотивации - я могу лучше, я знаю как. Я тоже хочу как те, кто уже брал. Я видела детей из детских домов. Видела со второго этажа с балкона, когда выходила поливать цветы, видела в метро, видела у друзей. Я прожила жизнь, в которой детские дома и асоциальная жизнь, общение с опеками оставили во мне глубокий след. Мне казалось, что знания и понимая чувств оставленности, одиночества и прочего достаточно, чтобы помочь таким же детям, какой была я и мои родные.

Мои начинания начинались с благих намерений. Я не смогла помочь своей самой младшей сестре. Я хотела попытаться помочь еще раз, но уже другому ребенку. Когда меня спрашивали о причинах и мотивациях на первых занятиях, мне было сложно это объяснить. Их было так много. От чувства патриотизма и жалости, до осознания, как тяжело терять семью и родных. Мои мотивы смешивались с желанием иметь второго ребенка, чтобы семья увеличилась, чтобы мы были дружной семьей. Мне казалось, что достаточно сильны, чтобы поднять одного приемного ребенка. Я испугалась маленького возраста детей. Я хотела, чтобы это был ровесник нашей дочери.

Было много обвинений по поводу того, как можно сектантам давать детям. Куда смотрели органы опеки. Второй вопрос, который я задала в отделе социальной отдела приюта, после того как попросила рассказать о программе был такой: "Я посещаю протестантскую церковь. Я знаю, что приют находится под эгидой местной православной церкви. Мне разрешат участвовать в школе приемных родителей?"

Меня заверили, что им все равно в какую я церковь хожу. А уж в органах опеки нашу семью знали вдоль и поперек и меня лично тоже.

Да, я использовала весь свой женский потенциал, чтобы уговорить мужа на эту идею. Слава Богу, что он согласился со мной ходить на занятия. Мы ходили туда. Было очень интересно и поучительно. Многое открывается и на многое в воспитании не только детей-сирот, а домашних детей смотрится по-другому. Я поняла, почему не смогла помочь и наладить отношения с последней сестрой. Я поняла боль и переживания другой сестры, которая оказалась оторванной от нашей семьи на многие годы.

Я пришла в приют, чтобы полностью положиться на опыт и знания специалистов. Чтобы меня вели, научили, помогли. Я им доверилась. Это были интересные и опытные специалисты. Кто-то нравился больше, кто-то меньше. Материалы для чтения и изучения были нужными и важными. Мы были одни в группе занимающихся, кто не знал своего будущего ребенка. Остальные были бабушки и тети, родня и знакомые, кто в силу обстоятельств брали по домам детей спившихся матерей, отцов-наркоманов, дочерей с поломанной психикой.

На наших глазах, в течение 4-х месяцев уже прошли две трагедии - одна семья (муж, жена и дочь-подросток) хотели взять под опеку двух мальчиков, мама которых умерла. А они снимали квартиру у этой женщины. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Психологи все время работали на то, что отделы опеки препятствуют работе специалистов по устройству. В итоге на наших глазах складывался образ опеки-монстра, где работают одни ужасные тети, не понимающие и не видящие детей в жизни. И мы конечно же вставали на сторону психологов и на чем свет "крыли" этих ужасных чиновников. Дело было проиграно, несмотря на то, что семья купила в ипотеку жилье. Вторая молодая женщина захотела взять в семью девочку, чья мать-наркоманка, однажды не забрала девочку из детского сада. У женщины-кандидата был грудной ребенок, еще трое своих детей. Дома жила свекровь. Мало того, что мама испытала унижения от врачей, когда собирала документы на опекунство, она привела девочку домой, а свекровь ожесточилась на эту девочку и через неделю, девочку вернули в приют обратно, несмотря на выезд психологов домой.

Тогда у меня бывало щелкало в голове, что такой женщине трудно будет с этой девочкой, когда у самой еще грудничок, да и родные не хотят особо участвоватьв в этом. Но она ходила на занятия, психологи поддерживали ее. А я все слушала. Мне нравилась эта атмосфера. Мне нравилось рассказывать о новом этапе нашей жизни, что мы с мужем ходим на занятия, что планируем взять. Я день за днем впитывала в себя эту атмосферу шапкозакидательства - проблемы? Решаемы. Возраст? А каждый ребенок имеет право жить в семье? Генетика? - она не определяет будущее человека.

Я торопила психологов, чтобы мне дали уже список документов, чтобы бежать собирать их. Я нутром чуяла, что дело это не простое. Но они меня тормозили, говорили, что надо выбрать ребенка.

Когда задавались провокационные вопросы, то я как в школе искала не решение задач, а зная как ответить правильно, подтягивала свои решения под ответы. В итоге я старалась, всеми силами старалась произвести впечатление на психологов. Мне хотелось услышать похвалу и осознать собственную ценность в их глазах. Я же человек с таким прошлым. Я тот, кто смогу понять этих детей и помочь. Этакая помесь гордыни, самодовольства, глупости и наивности.

Жили мы у моей мамы. Квартира большая, даже огромная. Но там сосредоточились мои взрослые родные, которые представляли по одному скелету в шкафу :) на человека. Мы же жили отдельной семьей: я, муж и дочь. Своего жилья у нас не было, но и квартира представляла собой достаточно вместимое место: у нас были в распоряжении две комнаты. А регистрация? Кого интересует регистрация в Москве, если половина москвичей зарегистрированы в одном районе, а живут по-другим адресам.

На вопрос психологов о том, кого мы хотим взять, первый раз я ответила, что не знаю. Мы пришли, чтобы поучаствовать в программе. Тогда, кстати, предлагалась новая форма, как "семейно-воспитательные группы", когда детей размещают по семьям, пока у них решаются в суде их судьбы. Это договорная форма, когда мы принимаемся на работу в приют, нам размещают детей, мы находимся под присмотром специалистов и помогаем детям проходить адаптацию дома, а не в приютах, пока на них собираются документы. Мы не были готовы ни к опекунству, ни к усыновлению. Нам понравилась эта форма устройства детей. Так как сложно было представить кого мы хотим, то подобная форма предлагалась как для смены детей, то есть пожили, на них выписали путевки в детский дом - дети ушли, других разместили в семье. А если за это время завязывались какие-то отношения, то можно было бы думать и о дальнейших формах семейного устройства.

И собственно, ходя на занятия я ожидала именно этого. Я готовилась именно к такой работе с детьми, под чутким руководством специалистов. Но пока мы учились, произошла ситуация с какой-то из опек другого района, которая подала на приют в прокуратуру жалобу, что приют занимается незаконным размещением детей по семьям. И программу эту закрыли. А мы уже заканчивали учиться.

И вот тут надо было, как в магазине, просто отказаться от покупки "халата без перламутровых пуговиц". То есть тебе хочется купить кроссовки синего цвета, ты знаешь почему и зачем, тебе удобно именно синие, но синих нет, тебе начинают впаривать белые. Ну вроде подходят, но деньги копились именно на синие. Но соглашаешься на белые, сама не знаешь зачем, а потому мучаешься,  когда можно было подождать и поискать синие. Кто виноват? Я. Я же их купила. Я могла и отказаться. Могла.

Но я не отказалась. Я уже была настроена на победу и достижение цели. Опеки! Да какие они изверги, препятствуют таким благородным порывам, отнимают счастье у бедных детей. И тогда начал подниматься вопрос о том, кого же мы хотим. Было очень сложно желать. У меня у подруги одни мальчики, я выросла среди девочек. Я выдала параметры, что хочу мальчика, ровесника нашей дочери.

И вот начались продавливания...Как ни приду на занятия, так сразу: вот такая хорошая девочка поступила в приют, вот такой мальчик попал к нам. Нет, нет, мы не навязываем, мы просто предоставляем информацию. Но однажды, когда мы пришли на занятия, психолог радостно сообщила мне, есть такой ребенок. Он второй раз попал к нам в приют. Опека (опять она зловредная), сначала лишила маму в правах, потом восстановила, теперь снова лишила. Мальчик прошел уже приют и детский дом, и снова в приюте. На вопрос, почему его не возьмут обратно в тот же детский дом семейного типа. Уклончиво объяснили, что там такой принцип второй раз детей не брать.

Мальчик с таким сохраненным интеллектом, такой умница-разумница. Но он был старше нашей дочки. А я хотела младше. Опять я поддалась на то, что мне предложили. Надо было найти в себе силы, оставить вежливость в сторону и отказаться от этого варианта. Я ведь знала, что нашей дочке сложно будет со старшим ребенком - она растет одна среди кучи взрослых. И опять я промолчала. Они же психологи, им виднее. Они видят нас целыми месяцами, изучают, смотрят, мы проходим тесты. Наверно, им виднее, кого нам подобрать.

Я даже разговоры о контактах мальчика с мамой-туберкулезницей пропустила мимо ушей.

И когда уже познакомились надо как-то развивать отношения, я пошла первый раз в опеку, чтобы запросить разрешение брать ребенка домой. И вот тогда предо мной предстали во всей красе специалисты опеки. Конечно, там мало квалифицированных работников, но начальник опеки меня знала лично и мы с ней не раз общались. Но я же пришла в стан к врагу. Моя позиция - бороться до конца. Когда я произнесла фамилия мальчика, то мне сказали: "А зачем он Вам? Давайте подберем другого". Потом выяснили кто я и что, и тогда меня направили к начальнице отдела опеки. У нас была сложная семейная ситуация с опекой  в связи с опекной надо последней моей младшей сестрой, которую оформляла одна из моих  средних сестер, с отменой этой опеки, поэтому квартира моей мамы была под пристальным вниманием опеки. Но ведь психологи настраивали меня говорить, что мы отдельная семья внутри квартиры, что мы имеем право брать ребенка и жить отдельно от моих сложных родных.

Я отчитывалась о своих походах в опеку, получала консультации у психологов и юрисконсульта в приюте и снова шла на передовую. В итоге я пробила эту стену, через одного специалиста из комиссии по делам несовершеннолетних, потом мы ходили на прием к главе муниципалитета. Мы писали заявления, жалобы. Вся борьба зашла в тупик - опека сказала, что без своего жилья разрешение на опекунство не даст, в квартиру, где мы живем, из-за моих родных ребенка они туда не пустят. Я тогда сильно плакала, почему моя жизнь и мнение обо мне должно зависеть от того, как живут мои родственники.

И тогда сделали ход конем.  А я опять сказала все правильные речи, в обход опеки по письменному разрешению самого директора, стали отпускать к нам домой ребенка на выходные, чтобы наладились отношения.

Это было не правильно. Обманом нельзя было ничего хорошего добиться. Мальчик стал ходить к нам в гости. Мы ходили к нему в приют на праздник. Заканчивались занятия в школе приемных родителей. Мальчик дал согласия на то, чтобы мы его взяли под опеку. Мы его поставили в известность, что из-за отсутствия жилья нам могут не дать опеку над ним. К тому времени уже вышло постановление суда, мальчик получил статус и уже готовилась путевка в детский дом. Опять психилоги помогли и подсказали, как сделать так, чтобы "забронировать" этого ребенка через заявление в отдел опеки.

И тут бы все и закончилось. Тупик не пробить. Квартиру взять негде. Опека стоит намертво. Но неожиданно для нас позвонили из жилищного отдела и предложили ордер по программе "Молодая семья...." Для нас это было чудом. Мы много лет снимали жилье. Совместное проживание с мамой было трудным, но неизбежным положением. Денег на съем уже не было. И хотя программа оченьтяжелое по деньгам мероприятие. Вот уже два года, как мы с мужем работаем на трех работах , чтобы выкупать это жилье, мы схватились за это предложение - взяли кредиты, долги и начали собирать документы.

Вот тогда я прибежала в приют с радостью, что самое главное препятствие ликвидировано. Давайте бороться, оформлять, делать. Я была на кураже. Это же такая удача и такая радость уехать жить в собственной квартире. Пусть за деньги, пусть будет тяжело ее выкупать. Пусть. Отделу опеки ничего не оставалось, как дать мне согласие. Но что такое согласие на словах. Когда я должна была сначала получить документы на то, что меня отдел опеки признает меня потенциальным опекуном, а для этого надо провести проверку жилизщных условий. А собирать документы мне надо на себя по месту регистрации. А это ровно другая сторона Москвы. И вот я 4 месяца бегала из одного кабинета в другой собирала бумаги на получение ордера, сидела в поликлинииках, получала справки, собирала папки бумаг. Я не работала. Муж искал деньги, я собирала документы. Получалась картина такая - признать меня потенциальным кандидатом в опекуны могли только после осмотра жилищных условий. А квартира есть только на бумаге, мы туда еще не въехали. А квартиру дали в Подмосковье, куда работники опеки по прописке не поедут смотреть. И тут подключается уже местная опека в МО, которая должная была дать заключение о состоянии жилья, чтобы выслать это заключение в отдел опеки по месту моей регистрации. А чтобы дать это заключения, мы должны были как минимум въехать в эту квартиру. А чтобы въехать надо было дождаться выдачи всех документов по программе, заплатить за квартиру первый взнос, оплатить переезд, коммунальные платежи за 4 месяца. И все это время надо было продолжать ходить к психилогу на занятия. Водить туда же дочь, чтобы она легче прошла встречу с приемным мальчиком.

Надо ли сказать, что это был кошмар. Я бегала между трех опек из МО в Москву и обратно. Созванивалась. В итоге, когда мы как в кошмарном сне переехали в новую квартиру за два дня. Ко мне пришел специалист из местной опеки, я отвезла в опеку по месту регистрации акт обследования жилищных условий. Там мне выдали справку о том, что я могу быть потенциальным опекуном. С этой только справкой, я поехала уже по месту опеки, где зарегистрирован ребенок и только тогда мне начали оформлять документы как опекуну.

Мальчик в оздоровительном лагере. Мы только что переехали. Квитанции, платежи, обустройство...и прочее. Впереди первый класс у дочки. Оформление в школу ее и мальчика. Перевод всех документов из Москвы в МО. Перевод карт в поликлиники чего только стоили. Мы уже встали перед фактом, что надо работать и очень много, чтобы выплачивать за жилье. Ведь оно стало единственным условием, чтобы ребенок жил с нами.

Когда за неделю до школы я забрала ребенка из приюта, а их летом из-за ремонта перевели в приют другого района (я еще два дня уже из МО ездила и писала какие-то бумаги про то, что я могу забрать ребенка....что-то такое там тоже было), то когда мы вышли с ним на улицу из приюта и зашли в кафе выпить соку, я поняла, что просто измождена до предела. Что мне хочется только одного уехать, отдохнуть, восстановиться, побыть одной, совсем одной. Я взяла этот рубеж. Я сделала. Я добилась. Но я не испытала никакой радости от того, что около меня стоял мальчик, который не испытал тоже никакой радости, когда я за ним пришла летом. Он даже не посмотрел в мою сторону, после того как я все лето передавала ему пакеты с едой в лагерь и навещала. Смена настроений от теплоты до равнодушия.

Так мы и встретились уже на основании опекуна и подопечного.

Когда-то я читала на сайте психиатрии, что к стрессам относится смена работы, переезд, начало обучение в школе.

Когда мы начали наше совместное существование в новой квартире - поле было вызженно до тла. Адаптация проходила на фоне стрессов от новой школы, начались проблемы у дочки в первом классе, которые срочно надо было решать. Не помогали уговоры учителей, чтобы они вникли в ситуацию - мы переехали, у нас новый член семьи. Дочку пришлось переводить в другой класс. Мне устраиваться на помывку полов в класс, где учился мальчик, чтобы хоть какая-то копеечка текла в семью. Так я ближе была к классному руководителю, чтобы помогать мальчику вливаться в школу. Я бывала в школе каждые два дня, проводила беседы то с одной учительницей, то с другой.

Потом начались письменные требования от пенсионного фонда, чтобы я оформила пенсию, потом звонили из опеки, чтобы мальчик получил все льготы. Льготы московские, живем в МО. Я жила каждый день в состоянии истерики. Я должна была сохранять лицо. При криках врачей сохранять хладнокровие. Остаивать права ребенка. А ребенок начал шалить. И как шалить. Первая драка и битье головой о пол меня повергли в некий шок.

Через месяц я поехала к психологам. Я повезла ребенка к тем же психологам, что нас вели тогда в школе приемных родителей. Первый раз они скрипя сердцем с нами поговорили и помогли, но настоятельно рекомендовали  найти что-то по месту своей регистрации. Но в случае чего, ребенок в этот же приют и вернется. Кто же может лучше помочь, чем они, кто нас знает вдоль и поперек. А они уже не обязаны были нас вести. Такова горькая участь опекунов и усыновителей, что тебя не обязаны вести. Ты уже все сам.

Надо ли сказать, что летом, пока все это оформлялось, у мальчика умерла мама. И никто не знал, где ее похоронили. Не было у него и многих документов, я их еще должна была восстановить. Везде должна была делать это я. Муж работал, усиленно работал, чтобы выплачивать огромные для нас платежи по квартире. Мы просто перестали друг с другом общаться. Я решала проблемы с детьми и чиновниками. За это время у меня открылось заболевание по щитовидной железе. Я иногда просто не могла слезть с пастели, чтобы пойти что-то делать. Я вылезала из одной истерики, впадала в депрессию. Я читала книги, понимала, что нельзя так реагировать и так, и так нельзя. Но у меня не было сил. Чтобы даже дойти на прием к зубному. Единственный раз, когда я поехала ко врачу, это уже в состоянии острого кризиса по гинекологии. Я поехала по месту своей московской регистрации, так как это было бесплатно и по полюсу. А денег ни на что не было. Надо было платить счета, счета, счета. В школе, в школе искусств, водить в бассейн, заниматься, покупать одежду, мебель, вещи. Потом пошли уже лекарства.

Я приехала ко врачам. А те, надо вас госпитализировать. Я сказала, что не поеду. А куда я дену двух детей. Мне что-то там сделали, дали лекарства и я поехала. Помню, что я уже тихо начинала ненавидеть этого ребенка. Только я в Москву под документам, мне звонят, ваш мальчик всю перемену колол детей иголками, ваш мальчик устроил драку, ваш мальчик ударил маму в школе, пинком под зад...приезжайте, забирайте, сделайте что-нибудь. А тут уже и у дочери начались приступы в поведении, мне хватает времени выспаться, успокоиться, я начинаю орать и заводиться с пол-оборота. Я хочу только уйти из дома и быть в тишине. Психолог в школе от меня бегает. Учителя намекают на шизофрению у мальчика.

Где-то мне написали тут, что ну и что, все ломают телефоны, дерутся и прочее.

Дело не в телефоне, а в том, как часто это происходило, и как это было тяжело зарабатывать деньги, сохранять статус, быть любящей мамой, когда никого не хотелось видеть. Что можно было отдать, когда внутри было пусто - была пустыня. Я боялась себе признаться, что сделала ошибку, что зря я во все это ввязалась. Что желание понравиться глупое и никому не нужное. Но я продолжала бравировать и говорить, что все замечательно. Что ребенок адаптируется, что жизнь прекрасно. Я продолжала его оправдывать, себя, других. Я злилась на школу, учителей. Ведь после школы приемных родителей образ врага перекинулся уже на всех, кто хоть как-то препятствует работе с детьми-сиротами.

После ссор и драк я садилась за дневник писать туда свои горести и беды. Я старалась писать с лучшей стороны. Искала положительное в этом ребенке. Но чем дальше писала, тем меньше хотелось врать самой себе, что я его люблю. Нет, я его уже не хотела видеть. И это далеко не все, что мне вспомнилось в этом последнем тексте.

Органы опеки повели себя куда человечнее, чем сотрудники приюта и психологи, которые даже не стали со мной встречаться после возврата. Меня больше не существовало.

И я могу теперь понять учителей и врачей, специалистов опек и воспитателей детских домов, с которыми специалисты по семейному устройству живут в негласной контре. А ты находишься в позиции ребенка, как при разводе родителей. Ты веришь маме, которая жалуется на папу и злишься на него, а потом вдруг папа открывает тебе правду на маму, и ты уже злишься на маму, как она могла мне такое говорить про папу. А потом встаешь в положение понимающего и ту и другую сторону, потому что сам создаешь семью. И тебе жаль и того и другого родителя, просто потому, что их жизнь так сильно поломала.

Отчего кричат врачи на тебя, может быть и  от того что знают и видят диагнозы в картах, но стараются не говорить тебе горькой правды. От чего не справляются учителя - может быть и оттого, что таких детей как приемные, еще несколько домашних в классе, у которых родители еще только начали деградировать, а ребенок уже всем своим поведением взывает к вниманию к себе. А мы заходим такие бравы солдаты и говорим - мы можем, мы умеем, мы знаем, мы защищаем права сироты.

А напоследок я скажу...

Когда я стою у окна, я часто вспоминаю случай, когда я разрешила выйти мальчику во двор гулять. Я уже боялась отпускать его одного. Дети приходили жаловаться на него. Но тут я вдруг решила оказать акт доверия. Он вышел на улицу, я попросила вести себя так, чтобы ко мне не прибегали жаловаться. Он с милой улыбкой ушел во двор. Я села отдохнуть, попить чаю. Встала с кружкой в руках. Смотрю в окно...и вижу, как огромная палка в руках нашего мальчика размахивается на лобовое стекло нового Форда. И рядом куча еще пацанов. Чудом, лобовое стекло осталось целым. Я в ужасе поставила кружку на место. Я представила как при наших долгах и кредитах, нам навешивают еще и ремонт иномарки. А мальчик побежал дальше. И через некоторое время появляется хозяин машины. Надо ли сказать, каких собак я спустила на этого ребенка от своего уже бессилия что-то ему объяснить.

А точкой невозврата стал уже случай с девочкой, которую опять же на глазах у кучи детей мальчик душил за то, что та попала в него камнем в игры. И крики этой девочки на весь поселок, где мы проводили лето. И тупое сидение в кресле и ожидание прихода ее родителей для разборовок со мной. И ужас перед тюрьмой и страх, и безнадежность, что-то объяснить и исправить.

Бог милостив. Все остались живы. Весь этот путь сильно отразился на моей семье, которая перенесла еще один удар, но уже без мальчика.

Когда я три месяца назад снова появилась у врача, он не мог понять, почему его лечение привело к ухудшению моего здоровья. Он долго молчал и сказал: "Я конечно чего-то не понимаю, но не было ли у Вас стрессов. Очень похоже на то, что новые проявления Ваших заболеваний это реакция на стрессы."

Я ответила просто: "Да, были". Не пересказывать же ему всю эту историю.

Теперь я сказала все. Я не отвечу ни на один здесь комментарий, потому что не дам никому здесь оставить ложку дегтя и даже бочку меда.

Это для тех, кто прошел таким же путем.

А тем, кто ничего здесь не понял, говорю: "Возьмите и Вы ребенка в семью, пройдите тем же путем. Я не справилась. У вас это может получиться лучше". Но не судите....ибо каким судом вы, таким и вас. Ибо каким судом я судила, такой получила сама.

А это жирная точка .